Из книги Ляшенко В. и Рейцена Е. “От Евбаза до Шулявки” Киев, 2017 год
Олег Петрович Ясинский в 12 лет добровольно стал связным киевского подполья.
До войны он проживал в районе ж/д станции «Пост-Волынский» и знал прилегающую к ней местность. Обычно, подпольщики назначали Олегу встречу на улице Маловладимирской, 79 (Чкалова, Гончара) у кинотеатра «Орион». Ему давали, например, такие задания: «Вечером в семь часов придешь на станцию «Пост-Волынский» и станешь на перроне. В руке будешь держать перочинный ножик. Тебя узнают и подойдут» Кроме партизан и подпольщиков Олег по личной инициативе проводил в Киев и простых крестьян. Он умело, заброшенными огородами и тропками, обходил полицейский пост у ж/д станции (в конце современной ул. Аэродромной). На стенах некоторых домов появились листовки с надписями: «Внимание! В этом доме живут немцы. Кто будет нарушать их покой – будет расстрелян!» Весной-осенью 1943 года участились ночные бомбардировки Киева. О. Ясинский: «В мае 1943 года налеты советской авиации потрясли город. Особенно сильной была бомбардировка в ночь на 11 мая. Одна из бомб упала на Оперный театр, но не разорвалась. Больше всего пострадали районы Дарница и Лукьяновка – около 200 погибших (в основном гражданское население). Сов. бомбардировщики явно метили в дом №48 по ул. Б. Дорогожицкой (сейчас это дом №12, ул. Мельникова). Это здание было возведено в 1937-1938 годах для семей офицеров Красной Армии. Там располагался 23-й полицейский батальон СД, охранявший Сырецкий лагерь и подразделение СС. В подвале находилась сапожная мастерская, где футболисты легендарной команды «Старт» Свиридовский и Гончаренко ремонтировали немцам обувь. Интересно, что когда немцы заняли Киев и еще не успели разминировать здание НКВД на Короленко (Владимирской), 33, гестапо временно остановилось в доме №48 по ул. Б.Дорогожицкой. Бомбардировщик ошибся и сбросил бомбу на усадьбу Лебедевых дом №42. Но к счастью, никто из семьи не пострадал – бомба взорвалась в конце усадьбы, повредив лишь забор. Бомбили Вокзал, но смогли повредить лишь небольшой отрезок полотна. Атаке подвергся дарницкий ж/д узел, станции и склады. В Чоколовском поселке погибла наша соседка по даче, Лиза Горсак. Также атаке подвергся венгерский гарнизон, располагавшийся на углу Казарменной и Керосинной. В ту ночь я потерял товарища, с которым торговал на Евбазе. Он скупал у мадьяр папиросы и, видимо, задержался у них допоздна. Из-за комендантского часа пришлось заночевать в казарме. Во время воздушной тревоги он побежал вместе со всеми в большое убежище. Последнее располагалось у жилых домов, недалеко от Охматдета. Авиабомба, пробив все перекрытия, взорвалась внутри. Мой товарищ и еще 29 мадьяр погибли. Последние дни 1941 года запомнились мне сильнейшим холодом. Я, как мог, торговал на Евбазе, но папиросы и различная мелочь приносили мало дохода. Мне редко удавалось досыта поесть… Однажды на базаре меня приметил Эдик, местный авторитет. Он был старше меня на несколько лет, крепкого телосложения и выше на голову. Эдик оглядел меня с ног до головы и спросил: «Чего такой тощий?» «Работы мало, голодаю», отвечаю. «Где зашибить копейку завсегда можно найти. Пойдем…» Эдик привел меня на Вокзал. В то время транспорт работал неудовлетворительно. Местные пацаны подрядились доставлять багаж прямо к домам приезжих. Зимой 1941/1942 года на вокзале образовалась настоящая «саночная биржа». Работали там 20-25 подростков, чужих со стороны не пускали. Если какой-то смельчак и решался подработать, то его на первый раз просто предупреждали. Если «незваный гость» не понимал мудрых советов, то во второй раз его избивали и ломали санки.
Эдика «саночники» уважали… Вокзал был «хлебным местом», и мне очень повезло туда устроиться. Чтобы взять меня помощником Эдик выставил «бирже» литр водки. Тянуть багаж за ремни мы стали вдвоем, а в горку я уже один подталкивал груз снизу. Так проработали мы всю зиму. У меня появилась лишняя «копейка», не только на хлеб, но и на топливо для домашней печки (дрова и уголь). Рядом с Евбазом, на Златоустовской улице, гнали хороший и недорогой самогон. Я покупал бутылку и отправлялся к товарной станции, где обменивал ее у паровозных кочегаров на торбу угля. Обмен приходи-лось проводить в тайне от машинистов, так как все они, в отличии от кочегаров и рабочих, были из Германии. Вокзал сильно пострадал в 1941 году от немецких бомбежек. Многие строения были разрушены или повреждены огнем. В центральном здании были выбиты практически все окна. Частично разрушены и ближайшие ж/д пути. Нормально функционировала только правая часть ж/д узла. На втором этаже главного здания (Вокзальная пл., 1) работал большой ресторан. Именно к нему мы и доставили багаж нашего последнего клиента. Был апрель 1942 года. Я с Эдиком стоял недалеко от перрона и наблюдал. Мы приметили унтер-фельдфебеля с тяжелым чемоданом и баулом. Эдик предложил свои услуги, на что офицер кивнул и указал на здание Вокзала. Мы впряглись в сани и через несколько минут подкатили к входу. Немец важно направился в ресторан, решив хорошенько пообедать после утомительной дороги. Мы прождали немецкого офицера больше часа. А было еще холодно и сыро, на улицах лежал снег. Наконец, Эдик принял решение – подмигнул мне и говорит: «Пойдем». Мы быстренько покатили санки от Вокзала вниз по Банхов-штрассе (до войны ул. Коминтерна, сейчас С. Петлюры), затем свернули на улицу Жадановского. А там уже и до Евбаза близко. Эдик быстренько нашел укромное местечко, чтобы разбарахолить багаж незадачливого немца. В бауле оказались консервы, колбаса и белый хлеб, который мы не видели уже несколько месяцев. В чемодане лежала бутылка шнапса (Эдик ее сразу же забрал себе), свитер, легкие
ботинки, смена белья и бритвенный прибор. Мой товарищ выбрал подходящее время увести багаж унтер-фельдфебеля – никто из коллег по «бирже» нас не заметил! К тому же, саночный сезон уже заканчивался – на улицах появились проталины, и кое-где наш «транспорт» начинал буксовать. Я и Эдик неделю не появлялись на Вокзале… Вернувшись, мы узнали от «биржи», что произошло в тот день. Ограбленный немец пошел к коменданту. Последний собрал всех «саночников» и принялся избивать их резиновой дубинкой. Когда экзекуция закончилась, ребята принялись убеждать коменданта в своей невиновности. «Саночники» заверили его, что воры были залётными. Мол, «своего», за такой поступок, они бы отвели за товарную станцию и сбросили бы с моста на рельсы. Действительно, в случае разоблачения нас ждала подобная участь. Но все обошлось… Но моя карьера «толкача» закончилась. Еще до начала следующего «саночного сезона» Эдик куда-то пропал. Сам же я редко появлялся на Вокзале». – Прим. автора.