Ходики

Одной из самых любимых забав моего детства был поиск ходиков и речь не о часах с кукушкой.
В те времена в каждом дворе находились какие-то сараи, флигели, заброшенные халупы etc. Из одного двора, перелезая через заборы, протискиваясь в какие-то щели, проходя через сквозные подъезды, можно было очутиться на другой улице и порой довольно далеко от родного порога. Высшим пилотажем считалось обнаружить такой ходик и потом предъявить его своим друзьям. Чем длиннее был ходик, чем дальше он уводил тем выше был был твой рейтинг, как следопыта и исследователя. Естественно, что родители этих изысканий не одобряли, пугали нас босяками, милицией и возможностью потеряться. Но кого в пять лет останавливают такие доводы? Мы продолжали свои краеведческие изыскания не особо афишируя их среди представителей сташего поколения.
Обычно в экспедиции мы ходили по двое, но когда попутчика не находилось, то могли отправляться и поодиночке.
В тот памятный день, попутчика у меня не оказалось. Мой лучший друг Женя, куда-то уехал с бабушкой, той самой несъеденной медведем Анной Лазаревной, а других желающих не оказалось.
И я пошёл один. Сначала я известым мне ходиком, пробрался на Некрасовскую. Там начиналась терра инкогнита. Зайдя в наиболее перспективную, на мой взгляд подворотню, я углубился в лабиринты проходных дворов. Долго ли, коротко ли я бродил по неведомым дорожкам, не знаю, но выйдя из подворотни, я очутился на совершенно незнакомой мне улице.
Слегка озадаченный, я прошёл немного вверх, потом вниз и не увидя никаких знакомых ориентиров, решил вернуться тем же путём, что и пришёл сюда. Но вот беда. Я забыл из какой подворотни я вышел. Определив одну из подворотен, как искомую, я углубился в её недра, но увы! Это была не она. Я пошёл, как мне казалось в верном направлении, перелезая через какие-то заборы и протискиваясь в какие-то щели, глотая слёзы и оставляя на гвоздях куски штанов.
Улица, куда я вышел, была мне закома не более чем предыдущая. Остатки мужества и самообладания покинули меня окончательно.
И тут я увидел его, Лазаря Моисеевича.
Тут необходимо объяснить, кто такой Лазарь Моисеевич. Это не Каганович, как подумали некоторые, это был наш сосед, который жил за стенкой , возле которой стояла моя кроватка. Жил он один. Высокий (как мне казалось) седой и всегда угрюмый. Сколько я себя помню, как только я начинал хулиганить в кроватке и бить ногами в стенку, мне всегда говорили: “А ну тихо, а то сейчас придёт Лазарь Моисеевич!” Не знаю почему, но это имя-отчество действовало на меня магически, как Бабай или баба Яга. И я моментально успокаивался.
Со временем я перестал бояться Лазаря Моисеевича, но его вечно угрюмый вид не располагал меня к общению с ним.
Альтернативы у меня не было и я всхлипывая подошёл к нему.
“Лазарь Моисеевич! Я потерялся!” И позорно заплакал.
Лазарь Моисеевич молча взял меня за руку и повёл. Пройдя немного по незнакомой улице и свернув в проходной двор мы оказались на Павловской. Я моментально перестал плакать, но всё еще не отпускал его руку. И лишь когда уже стал виден наш дом, я сказал “Спасибо”, и вырвавшись побежал вперёд. У самого дома я оглянулся. Лазарь Моисеевич медленно поднимался по улице, всё так же угрюмо глядя перед собой. Заметив, что я смотрю на него, он изобразил какое-то подобие улыбки и махнул мне рукой.
Только гораздо позже я узнал, что вся семья Лазаря Моисеевича, двое его детей, беременная жена и мама с бабушкой были расстреляны в Бабьем Яру 29 сентября 1941 года.