Локация 3 (Русановка)

Хроники мобильного телефона

(локация 3 – Русановка).

 

На следующий день Журба взял больничный – к вящему удовлетворению Гуннара Рогволдовича. — Только он не поехал в Ниццу. Он пошел на пляж — составлять план компании, благо идти было недалеко. Здесь у них на Русановке все рядом.

Для тех, кто не в курсе — Русановка это остров. Не Манхэттен, конечно, но тоже ничего. Причем, в отличие от Манхэттена, Русановка — остров не только в буквальном, но и духовном смысле слова. Один из последних бастионов левобережья, не павший пока ещё под наплывом бесчисленных легионов новоиспеченных «кыян». Среди коих, впрочем, встречаются и те, кто согласен смирить гордыню и не лезть со своим дикарским уставом в чужой монастырь — хотя бы попробовать инкорпорироваться в местное сообщество — вплестись, так сказать, в причудливую, почти незримую паутину туземной ментальности (Эко я!). – И это оставляет здешнему маленькому, но гордому речному народцу пусть призрачную, но все же надежду — не кануть.

Когда-то, в конце 60-х, полоска белоснежных песчаных отмелей тянулась вдоль всей Набережной – от, так называемого еврейского пляжа до мостика на улице Энтузиастов – соединяющего новый тогда микрорайон с «материковым» Киевом. Не Капокабана конечно, но тоже ничего. – Всё изменило время (чуть было не ляпнул «революция»). Теперь пригодная для купания акватория сужается с каждым годом. По мере триумфального становления новой, несоизмеримо более прогрессивной общественно-экономической формации, днепровский берег все гуще зарастает камышом и осокой. Местные бабушки, которые помнят ещё знаменитое наводнение 1970 года, по привычке винят в этом молодежь и все тех же многострадальных приезжих. Не в наводнении, само собой – в варварском нарушении экобаланса. Впрочем, и в наводнении тоже. А тех, кто начинает вякать о каком-то там «естественном замедлении течения реки Днепр» клеймят как, трусов и конформистов – «какое течение, оставьте, пожалуйста – прописку не надо было отменять». Ох уж эти бабушки. У меня в динамике до сих пор то и дело звучит вторящий плеску днепровских волн многоголосый шепот их древних мобильников: «Понаехали…понаехали…».- Словно пресловутые «Пиастры!» из романа Роберта Л. Стивенсона — там, кстати, тоже про остров. — Я, разумеется, не читал — смотрел фильм. Вы, наверное, уже в курсе – мы с хозяином обожали старые хорошие фильмы.

Бабушки не правы. Дело тут вовсе не в доморощенных «оболтусах» и «проститутках», камера б моя на них не смотрела, и даже не в пришлых «оккупантах». — Шашлыки, гитары и водка существовали и в 70-е. И даже раньше.

— Дело в, осторожно говоря, не вполне, да – именно, очень удачное слово — «не вполне» достаточных ассигнованиях на содержание местной прибрежной зоны. Вот уже лет тридцать как. — С другой стороны, и городскую власть можно понять – у неё есть значительно более важные проекты, в процессе реализации которых осваиваются не такие уж и неисчерпаемые муниципальные средства – переименование улиц, например. — А тут какая-то Русановка…сраная. – Бред. – Где это, вообще? – Да, да, они не знают — киевлян среди этой самой городской власти практически нет. Как-то не принято – считается дурной тон. Так что возможно, кое в чем с бабушками стоит согласиться. Н-да…

— Вау! — Вы заметили? – я начинаю изъясняться как Журба: типа — «Н-да…» — А вот, кстати, и он – в самом центре последнего песчаного оазиса среди дебрей прибрежного ивняка. – Только что вышел из воды, и теперь жариться на солнце. И размышляет. Вокруг – настоящий содом. Не в том смысле – не настораживайтесь. Просто – очень, очень шумно. Уже не единожды помянутые русановские бабушки истерично заклинают своих неслухов-внуков выйти, наконец, из воды и стать перед ними как лист перед травой.

— Им срочным образом жизненно необходимо воткнуть, затолкать, впихнуть в «этих иродов» разрезанное пополам сваренное вкрутую яйцо, посоленный помидор, бутерброд с расплавленными кружочками московской колбасы, или, на худой конец, хотя бы парочку истекающих соком, придавленных персиков. Будущие оболтусы делают вид, что не слышат. И во обеспечение алиби тоже истошно орут, указывая друг другу в сторону противоположного берега. И постепенно уходят подальше, на глубину, как бы увлеченные тем, что видят. — Другие бы махнули рукой, но не бабушки. Они, как с батута выпрыгивают из своих шезлонгов, выстраиваются вдоль кромки воды и вопят, вопят — всё громче, призывнее — ни дать, ни взять одряхлевшие, но по-прежнему внушающие ужас античные сирены.

— И это только бабушки. А есть еще неистовые кликуши-политологи с настолько же заполошными транзисторами на шеях. Старшеклассники, что с визгом и гоготом проносятся по сто раз туда и обратно (песком мне в камеру сыпнули, недоросли). Обуреваемые комплексом мессианства гости из Западной Украины — со своим специфической и к тому же преувеличенно громкой речью. Неизвестно чьи собаки разных пород и темпераментов. Татуированное свастиками бородатое быдло матерно флиртующее по дорогущему Vertu. Одинокий, отовсюду гонимый кладоискатель в почти полном водолазном облачении и его верный, неспособный заткнуться и не верещать хотя бы секунду металлодетектор. И многие, многие прочие.

Все они вместе создают совершенно невыносимую какофонию, которая вот-вот вынесет мне мозг. А Журбе – нет. – В его ушах наушники, в наушниках «Eagles» (1976), а в голове стройный ряд мыслей – новый хозяин работает над планом – время от времени переворачиваясь на спину и умудряясь лёжа раскланиваться с аборигенами. Аборигены благоволят Журбе. Его вообще здесь любят – его нельзя не любить. Знаете, как в той песне – New kid in town, кажется (из только что упомянутого альбома).

К обеду план готов и первым его пунктом значиться по-быстрому проверить номерной знак, а также перечень телефонов с бортов красного минивэна. Как и следовало ожидать, почти всё оказывается липой, за исключением контакта, указанного в качестве рекламы трудоустройства за границей. Здесь новому хозяину откликнулись – я сразу узнал слегка дребезжащий голосок деда Марафета. Хирург-расстрига явно находился под воздействием какого-то мощного препарата – говорил не вполне впопад. Но понять было можно. Привожу текст разговора (любезно предоставлено Lamia):

 

Соединение в Viber(Опознаю объект — битый iphone 4 – тьфу на него).

-Журба:

— Здравствуйте! Я по объявлению — насчет работы.

— Дед Марафет:

— Он в операционной (Кладет трубку).

— Журба (набрав ещё раз):

— Здравствуйте, я вам только что звонил, что-то прервалось.

— Дед Марафет:

— О-хо-хо… Вы что-то путаете молодой человек. Мне никто уже давно не звонит. Вы вот только разве — когда никогда вспомните старика, побалуете толикой внимания, дай вам Бог здоровья. И Витенька Кантри помогает ещё. А так…

— Журба:

— Простите, что прерываю. Я всё-таки хотел бы по поводу работы. Я туда попал? Ну, в смысле зарплата от двух тысяч долларов и тому подобное.

— Дед Марафет (взбодрившись):

— А да, да, туда, туда — у вас какой резус-фактор?

— Журба:

— То есть?

— Дед Марафет (сам себе, в сторону):

— Дурак какой-то.

— Журба:

— Простите?

— Дед Марафет:

— Я говорю — анализ крови надо сделать. По развернутой формуле.

— Журба:

— Это такое условие?

— Дед Марафет (безапелляционно):

— Да условие! Иначе никакой операции… э- э – виноват, работы.

— Журба:

— Я, конечно, очень извиняюсь – а в чём она заключается?

— Дед Марафет:

— Кто?

— Журба:

— Ну, работа же… за границей.

— Дед Марафет:

— А да. — Очень просто – апельсины собирать.

— Журба:

— Я не совсем понимаю… Апельсины…. Тут написано, что вы находитесь в Копенгагене.

— Дед Марафет:

— Кхгм. Да?

— Журба:

— Ну, да…

— Дед Марафет:

— Ну, правильно, у нас просто в Копенгагене этот, как его – кастинг.

— Журба:

— Ах, вот оно в чем дело. А то я думаю… ну, тогда понятно.

— Дед Марафет:

— А уж потом уже, кто прошел — на трансплантан… на плантацию я имею в виду.

— Журба:

— А кто не прошел?

— Дед Марафет (очевидно решая сменить скользкую тему):

— Ну что ж, с этим вроде разобрали́сь. А скажите-ка мне, батенька… как у вас с почками? – А? Левая особенно меня интересует…

— Журба: Что??

— Дед Марафет (опять в сторону):

— Дурак и есть. — В постель, говорю, не мочитесь?

— Журба:

— Боже упаси.

— Дед Марафет:

— Уже хорошо.

— Журба:

— Я, пардон, знаете, всё-таки хотел бы выяснить по специфике…

— Дед Марафет (перебивая, и отчего-то развеселясь):

— Да Бог с ней, с этой спецификой. Далась она вам. Давайте мы с вами лучше знаете, о чём поговорим? Вот о чём! – Вы киевлянин? Семья есть у вас?

— Журба:

— Я, право, не понимаю, какое это имеет отношение к делу…. Но… извольте —

Да, я киевлянин, живу в собственной двухкомнатной квартире на Печерске.

И – нет, семьи у меня нет.

— Дед Марафет:

— Ни слова больше. Вы нам подходите! Знаете, в свете вновь открывшихся обстоятельств мы даже сможем закрыть глаза на некоторые показатели анализов. Нет – эритроциты там, лимфоциты, гемоглобин – это святое, здесь я ничего не смогу сделать, поймите правильно – здесь даже и не просите…

— Журба (едва успевая вставить):

— Я и не прошу – я понимаю…

— Дед Марафет:

— И правильно. А вот билирубинчик, тимоловые пробочки всякие, то-сё, это договоримся. Закроем глаза…в случае чего.

— Журба:

— Спасибо вам. Я, если надо, отблагодарю…

— Дед Марафет:

— И слушать не хочу.

— Журба:

— Еще раз спасибо. Я тут хотел спросить…

— Дед Марафет (сама любезность):

— Сделайте одолжение – всё, что угодно.

— Журба:

— А вот эти вот результаты анализов – они сильно повлияют на уровень зарплаты?

— Дед Марафет:

— Никак. В вашем случае никак. Или даже знаете что? – Там сколько написано? – Напомните, я запамятовал…

— Журба:

— От двух тысяч долларов.

— Дед Марафет:

— Пусть будет три. Или нет, пять – я похлопочу.

— Журба:

— В месяц?!

— Дед Марафет (благодушно посмеиваясь):

— Да в месяц, в месяц.

— Журба:

— Фантастика.

— Дед Марафет (переходя на деловой тон):

— В общем, так – завтра у нас понедельник… или четверг?

— Журба:

— Понедельник.

— Дед Марафет:

— Вот. Как раз. По понедельникам у нас смотрины этих, как их …

соискателей. Предварительные. С полудня до трёх. Приезжайте на смотровую площадку.

— Журба:

— Куда-куда?

— Дед Марафет:

— Ну, около Мариинского дворца. Знаете где?

— Журба:

— Спрашиваете. Я же киевлянин.

— Дед Марафет:

— Ну вот. От нас будут Витенька и…ещё там один мальчик. Они посмотрят на вас. Познакомитесь…

— Журба:

— И мы сразу подпишем контракт?

— Дед Марафет:

— Да, и вы сразу подпишите контракт.

— Журба:

— Так просто?

— Дед Марафет:

— Да уж – чего сложного.

— Журба:

— Ну, хорошо, я подумаю.

— Дед Марафет:

— Нечего и думать. Приезжайте непременно. Доставьте мне лично такое удовольствие. Порадуйте старика.

— Журба:

— Вы полагаете, стоит рискнуть… бросить всё?

— Дед Марафет:

Ну, разумеется. Вы вообще, понимаете, как вам повезло? У нас очень много претендентов. Конкурс…сто человек на место. Сто двадцать даже. Это раньше было сто. Конкуренция жесточайшая. Далеко не все проходят. Посев… пардон – отсев моментальный, если что не так. Кстати, Витеньке скажете, что вы мой протеже.

— Журба:

— Уж и не знаю, как вас благодарить. А чей именно?

— Дед Марафет:

— Мой.

— Журба:

-Ага… (Пауза)

— Дед Марафет:

— Вот в таком вот аспекте. Дерзайте, молодой человек – под лежачий камень вода не течет. Это без преувеличения уникальный шанс.

— Журба:

— И еще раз огромное вам спасибо за совет.

— Дед Марафет:

— Пустое (тихонько в сторону) — сочтемся.

— Журба:

— Что-что?

— Дед Марафет:

— Я имею в виду, паспорт не забудьте. И идентификационный код. Да! – и копии документов о праве собственности на квартиру – там для бухгалтерии надо.

— Журба:

— А как же анализы?

— Дед Марафет:

— Какие анализы?.. Ах да, анализы… а, пустяки. Уже здесь и сделаем. У нас…в офисе.

— Журба:

— В Копенгагене?

— Дед Марафет (слегка раздражаясь):

— В Копенгагене, в Копенгагене.

— Журба:

— Никогда не был в Скандинавии. Мне кажется там всегда дождь… даже сейчас. Правда?

— Дед Марафет:

— А?!

-Журба:

— Я говорю, в Копенгагене сейчас дождь?!

— Дед Марафет:

— Что?! – А, да – наверное.

— Журба:

— С ума сойти – Копенгаген. Всегда мечтал путешествовать. Новые страны, новые люди… новые острые ощущения…

— Дед Марафет:

— Вы даже не представляете, насколько.

— Журба:

— Слушайте, кажется, вы меня убедили. Была, не была! А то действительно — так и просижу дома, пока другие деньги зарабатывают. Пойду делать копии. До скорой встречи. Всего вам наилучшего.

— Дед Марафет:

— И вам. Звоните, не забывайте.

— Журба:

— Буду.

Разъединение.

Журба тут же набирает снова:

— А вот и я.

— Дед Марафет:

— Кто?

— Журба:

— Ну, по поводу работы – претендент же… который с квартирой.

— Дед Марафет:

— А, да, да – слушаю вас.

— Журба:

— А как мы друг друга узнаем с вашими людьми?

— Дед Марафет (подозрительно):

— С какими такими людьми?

— Журба:

— Ну, с этим – Витенькой…Кантри,  или как его там.

— Дед Марафет:

— А! — Так они сами вас наберут – по этому телефону, с которого вы звоните.

— Журба:

— Как же все-таки у вас всё продумано – каждая мелочь.

— Дед Марафет:

— Ну, так! – Фирма.

— Журба:

— Слушайте, я все-таки обязательно вас отблагодарю – из первой же зарплаты.

— Дед Марафет:

— Ай, не морочьте голову. Звоните.

— Журба:

— Буду.

Разъединение.

Не надо было быть Эркюлем Пуаро, чтобы сложив два и два, сделать правильный вывод. И Журба, конечно же, его сделал – моему новому хозяину вполне хватило наличия странноватого медицинского оборудования внутри красного минивэна и содержания только что состоявшейся беседы.

А сделав, почувствовал некоторую неуверенность –  не слишком ли далеко его завела гордыня? Не пора ли и честь знать – в смысле остановиться, как, например, сделал бы в его положении Павлик? Обязательно сделал бы – к гадалке не ходи. Оказаться в одиночку не только против высокопоставленного коррумпированного коллеги, но и иже с ним – целой банды безжалостных, и хорошо, если не полусумасшедших убийц — торговцев человеческими органами – на это, в принципе, никто не подписывался.

Журба даже встал, вернее, сел, и собрался было выбросить меня к Морзевой матери. И даже вытащил вашего покорного слугу из кармана не вполне аккуратно сложенных джинсов. И никто бы его не осудил – даже я.

Но…. В такие моменты в детективных романах, часто возникает это самое «но» — особенно, если в них действует герой-одиночка и он оказывается на распутье. Штамп конечно. Впрочем, куда от них денешься – от штампов. Тем более, в детективных романах.

Итак, Но… — Журба, посмотрел на мой покрытый трещинами экран, вспомнил небогатое убранство тесноватого жилища покойного Гордея Дули, и, попутно, самодовольные рыла всех этих генералов, таможенников и страховщиков… и решил продолжать.

И знаете, что — в этот момент он мне подмигнул. Я даже затемнил на миг экран и снова включился – не померещилось ли? – Нет, он подмигнул еще раз (завидуй Lamia). И его лицо снова стало похожим на лицо Матвея Журбы – как тогда, в машине, перед тем как въехать в Пущу-Водицу.

После этого мой новый хозяин сказал «Н-да-а…» — должное, судя по тону, означать что-то, вроде: «Вот уж от кого, от кого, а от себя не ожидал таких пораженческих настроений…»

Потом необидно щелкнул меня по камере, засунул в одну из уютных складок в скомканной футболке и весь отдался неге.

И до самых сумерек пребывал под эгидой предвечернего, уже ничуть не опасного заходящего солнца. И любовался на окрашенные им в лазоревое, плотно сбитые кучевые облака. И насквозь пропитывался янтарем его как будто сотканных из лениво кружащих пылинок лучей, а заодно стелящимся над пляжем шашлычным духом. И все это под торжественную The House of the rising sun в исполнении голосистого Брайана Джонсона — тогда еще совсем юного, и не испытывающего необъяснимого, в некотором роде болезненного пристрастия к этим своим идиотским кепкам. Но все равно умницы.

Он не стал дожидаться темноты и ушел пораньше — завтра обещал быть трудный день. И поэтому не увидел, что солнце прежде, чем окончательно окунуться в начинающий подцветать Днепр, ненадолго зависло между быками опор мо́ста метро, и, из ярко-оранжевого вдруг сделалось багряным. А облака в свою очередь, из розоватых – кровавыми. Мистика какая-то. Впрочем, это могли быть отблески зарева гигантского пламени, которое аккурат в эти минуты пожирало ТЛС Пандору, а заодно и несколько других близлежащих пакгаузов помельче.