Локация 3 (Русановка)

Хроники мобильного телефона

(локация 3 – Русановка).

 

На следующий день Журба взял больничный – к вящему удовлетворению Гуннара Рогволдовича. – Только он не поехал в Ниццу. Он пошел на пляж – составлять план компании, благо идти было недалеко. Здесь у них на Русановке все рядом.

Для тех, кто не в курсе – Русановка это остров. Не Манхэттен, конечно, но тоже ничего. Причем, в отличие от Манхэттена, Русановка – остров не только в буквальном, но и духовном смысле слова. Один из последних бастионов левобережья, не павший пока ещё под наплывом бесчисленных легионов новоиспеченных «кыян». Среди коих, впрочем, встречаются и те, кто согласен смирить гордыню и не лезть со своим дикарским уставом в чужой монастырь – хотя бы попробовать инкорпорироваться в местное сообщество – вплестись, так сказать, в причудливую, почти незримую паутину туземной ментальности (Эко я!). – И это оставляет здешнему маленькому, но гордому речному народцу пусть призрачную, но все же надежду – не кануть.

Когда-то, в конце 60-х, полоска белоснежных песчаных отмелей тянулась вдоль всей Набережной – от, так называемого еврейского пляжа до мостика на улице Энтузиастов – соединяющего новый тогда микрорайон с «материковым» Киевом. Не Капокабана конечно, но тоже ничего. – Всё изменило время (чуть было не ляпнул «революция»). Теперь пригодная для купания акватория сужается с каждым годом. По мере триумфального становления новой, несоизмеримо более прогрессивной общественно-экономической формации, днепровский берег все гуще зарастает камышом и осокой. Местные бабушки, которые помнят ещё знаменитое наводнение 1970 года, по привычке винят в этом молодежь и все тех же многострадальных приезжих. Не в наводнении, само собой – в варварском нарушении экобаланса. Впрочем, и в наводнении тоже. А тех, кто начинает вякать о каком-то там «естественном замедлении течения реки Днепр» клеймят как, трусов и конформистов – «какое течение, оставьте, пожалуйста – прописку не надо было отменять». Ох уж эти бабушки. У меня в динамике до сих пор то и дело звучит вторящий плеску днепровских волн многоголосый шепот их древних мобильников: «Понаехали…понаехали…».- Словно пресловутые «Пиастры!» из романа Роберта Л. Стивенсона – там, кстати, тоже про остров. – Я, разумеется, не читал – смотрел фильм. Вы, наверное, уже в курсе – мы с хозяином обожали старые хорошие фильмы.

Бабушки не правы. Дело тут вовсе не в доморощенных «оболтусах» и «проститутках», камера б моя на них не смотрела, и даже не в пришлых «оккупантах». – Шашлыки, гитары и водка существовали и в 70-е. И даже раньше.

– Дело в, осторожно говоря, не вполне, да – именно, очень удачное слово – «не вполне» достаточных ассигнованиях на содержание местной прибрежной зоны. Вот уже лет тридцать как. – С другой стороны, и городскую власть можно понять – у неё есть значительно более важные проекты, в процессе реализации которых осваиваются не такие уж и неисчерпаемые муниципальные средства – переименование улиц, например. – А тут какая-то Русановка…сраная. – Бред. – Где это, вообще? – Да, да, они не знают – киевлян среди этой самой городской власти практически нет. Как-то не принято – считается дурной тон. Так что возможно, кое в чем с бабушками стоит согласиться. Н-да…

– Вау! – Вы заметили? – я начинаю изъясняться как Журба: типа – «Н-да…» – А вот, кстати, и он – в самом центре последнего песчаного оазиса среди дебрей прибрежного ивняка. – Только что вышел из воды, и теперь жариться на солнце. И размышляет. Вокруг – настоящий содом. Не в том смысле – не настораживайтесь. Просто – очень, очень шумно. Уже не единожды помянутые русановские бабушки истерично заклинают своих неслухов-внуков выйти, наконец, из воды и стать перед ними как лист перед травой.

– Им срочным образом жизненно необходимо воткнуть, затолкать, впихнуть в «этих иродов» разрезанное пополам сваренное вкрутую яйцо, посоленный помидор, бутерброд с расплавленными кружочками московской колбасы, или, на худой конец, хотя бы парочку истекающих соком, придавленных персиков. Будущие оболтусы делают вид, что не слышат. И во обеспечение алиби тоже истошно орут, указывая друг другу в сторону противоположного берега. И постепенно уходят подальше, на глубину, как бы увлеченные тем, что видят. – Другие бы махнули рукой, но не бабушки. Они, как с батута выпрыгивают из своих шезлонгов, выстраиваются вдоль кромки воды и вопят, вопят – всё громче, призывнее – ни дать, ни взять одряхлевшие, но по-прежнему внушающие ужас античные сирены.

– И это только бабушки. А есть еще неистовые кликуши-политологи с настолько же заполошными транзисторами на шеях. Старшеклассники, что с визгом и гоготом проносятся по сто раз туда и обратно (песком мне в камеру сыпнули, недоросли). Обуреваемые комплексом мессианства гости из Западной Украины – со своим специфической и к тому же преувеличенно громкой речью. Неизвестно чьи собаки разных пород и темпераментов. Татуированное свастиками бородатое быдло матерно флиртующее по дорогущему Vertu. Одинокий, отовсюду гонимый кладоискатель в почти полном водолазном облачении и его верный, неспособный заткнуться и не верещать хотя бы секунду металлодетектор. И многие, многие прочие.

Все они вместе создают совершенно невыносимую какофонию, которая вот-вот вынесет мне мозг. А Журбе – нет. – В его ушах наушники, в наушниках «Eagles» (1976), а в голове стройный ряд мыслей – новый хозяин работает над планом – время от времени переворачиваясь на спину и умудряясь лёжа раскланиваться с аборигенами. Аборигены благоволят Журбе. Его вообще здесь любят – его нельзя не любить. Знаете, как в той песне – New kid in town, кажется (из только что упомянутого альбома).

К обеду план готов и первым его пунктом значиться по-быстрому проверить номерной знак, а также перечень телефонов с бортов красного минивэна. Как и следовало ожидать, почти всё оказывается липой, за исключением контакта, указанного в качестве рекламы трудоустройства за границей. Здесь новому хозяину откликнулись – я сразу узнал слегка дребезжащий голосок деда Марафета. Хирург-расстрига явно находился под воздействием какого-то мощного препарата – говорил не вполне впопад. Но понять было можно. Привожу текст разговора (любезно предоставлено Lamia):

 

Соединение в Viber(Опознаю объект – битый iphone 4 – тьфу на него).

-Журба:

– Здравствуйте! Я по объявлению – насчет работы.

– Дед Марафет:

– Он в операционной (Кладет трубку).

– Журба (набрав ещё раз):

– Здравствуйте, я вам только что звонил, что-то прервалось.

– Дед Марафет:

– О-хо-хо… Вы что-то путаете молодой человек. Мне никто уже давно не звонит. Вы вот только разве – когда никогда вспомните старика, побалуете толикой внимания, дай вам Бог здоровья. И Витенька Кантри помогает ещё. А так…

– Журба:

– Простите, что прерываю. Я всё-таки хотел бы по поводу работы. Я туда попал? Ну, в смысле зарплата от двух тысяч долларов и тому подобное.

– Дед Марафет (взбодрившись):

– А да, да, туда, туда – у вас какой резус-фактор?

– Журба:

– То есть?

– Дед Марафет (сам себе, в сторону):

– Дурак какой-то.

– Журба:

– Простите?

– Дед Марафет:

– Я говорю – анализ крови надо сделать. По развернутой формуле.

– Журба:

– Это такое условие?

– Дед Марафет (безапелляционно):

– Да условие! Иначе никакой операции… э- э – виноват, работы.

– Журба:

– Я, конечно, очень извиняюсь – а в чём она заключается?

– Дед Марафет:

– Кто?

– Журба:

– Ну, работа же… за границей.

– Дед Марафет:

– А да. – Очень просто – апельсины собирать.

– Журба:

– Я не совсем понимаю… Апельсины…. Тут написано, что вы находитесь в Копенгагене.

– Дед Марафет:

– Кхгм. Да?

– Журба:

– Ну, да…

– Дед Марафет:

– Ну, правильно, у нас просто в Копенгагене этот, как его – кастинг.

– Журба:

– Ах, вот оно в чем дело. А то я думаю… ну, тогда понятно.

– Дед Марафет:

– А уж потом уже, кто прошел – на трансплантан… на плантацию я имею в виду.

– Журба:

– А кто не прошел?

– Дед Марафет (очевидно решая сменить скользкую тему):

– Ну что ж, с этим вроде разобрали́сь. А скажите-ка мне, батенька… как у вас с почками? – А? Левая особенно меня интересует…

– Журба: Что??

– Дед Марафет (опять в сторону):

– Дурак и есть. – В постель, говорю, не мочитесь?

– Журба:

– Боже упаси.

– Дед Марафет:

– Уже хорошо.

– Журба:

– Я, пардон, знаете, всё-таки хотел бы выяснить по специфике…

– Дед Марафет (перебивая, и отчего-то развеселясь):

– Да Бог с ней, с этой спецификой. Далась она вам. Давайте мы с вами лучше знаете, о чём поговорим? Вот о чём! – Вы киевлянин? Семья есть у вас?

– Журба:

– Я, право, не понимаю, какое это имеет отношение к делу…. Но… извольте –

Да, я киевлянин, живу в собственной двухкомнатной квартире на Печерске.

И – нет, семьи у меня нет.

– Дед Марафет:

– Ни слова больше. Вы нам подходите! Знаете, в свете вновь открывшихся обстоятельств мы даже сможем закрыть глаза на некоторые показатели анализов. Нет – эритроциты там, лимфоциты, гемоглобин – это святое, здесь я ничего не смогу сделать, поймите правильно – здесь даже и не просите…

– Журба (едва успевая вставить):

– Я и не прошу – я понимаю…

– Дед Марафет:

– И правильно. А вот билирубинчик, тимоловые пробочки всякие, то-сё, это договоримся. Закроем глаза…в случае чего.

– Журба:

– Спасибо вам. Я, если надо, отблагодарю…

– Дед Марафет:

– И слушать не хочу.

– Журба:

– Еще раз спасибо. Я тут хотел спросить…

– Дед Марафет (сама любезность):

– Сделайте одолжение – всё, что угодно.

– Журба:

– А вот эти вот результаты анализов – они сильно повлияют на уровень зарплаты?

– Дед Марафет:

– Никак. В вашем случае никак. Или даже знаете что? – Там сколько написано? – Напомните, я запамятовал…

– Журба:

– От двух тысяч долларов.

– Дед Марафет:

– Пусть будет три. Или нет, пять – я похлопочу.

– Журба:

– В месяц?!

– Дед Марафет (благодушно посмеиваясь):

– Да в месяц, в месяц.

– Журба:

– Фантастика.

– Дед Марафет (переходя на деловой тон):

– В общем, так – завтра у нас понедельник… или четверг?

– Журба:

– Понедельник.

– Дед Марафет:

– Вот. Как раз. По понедельникам у нас смотрины этих, как их …

соискателей. Предварительные. С полудня до трёх. Приезжайте на смотровую площадку.

– Журба:

– Куда-куда?

– Дед Марафет:

– Ну, около Мариинского дворца. Знаете где?

– Журба:

– Спрашиваете. Я же киевлянин.

– Дед Марафет:

– Ну вот. От нас будут Витенька и…ещё там один мальчик. Они посмотрят на вас. Познакомитесь…

– Журба:

– И мы сразу подпишем контракт?

– Дед Марафет:

– Да, и вы сразу подпишите контракт.

– Журба:

– Так просто?

– Дед Марафет:

– Да уж – чего сложного.

– Журба:

– Ну, хорошо, я подумаю.

– Дед Марафет:

– Нечего и думать. Приезжайте непременно. Доставьте мне лично такое удовольствие. Порадуйте старика.

– Журба:

– Вы полагаете, стоит рискнуть… бросить всё?

– Дед Марафет:

Ну, разумеется. Вы вообще, понимаете, как вам повезло? У нас очень много претендентов. Конкурс…сто человек на место. Сто двадцать даже. Это раньше было сто. Конкуренция жесточайшая. Далеко не все проходят. Посев… пардон – отсев моментальный, если что не так. Кстати, Витеньке скажете, что вы мой протеже.

– Журба:

– Уж и не знаю, как вас благодарить. А чей именно?

– Дед Марафет:

– Мой.

– Журба:

-Ага… (Пауза)

– Дед Марафет:

– Вот в таком вот аспекте. Дерзайте, молодой человек – под лежачий камень вода не течет. Это без преувеличения уникальный шанс.

– Журба:

– И еще раз огромное вам спасибо за совет.

– Дед Марафет:

– Пустое (тихонько в сторону) – сочтемся.

– Журба:

– Что-что?

– Дед Марафет:

– Я имею в виду, паспорт не забудьте. И идентификационный код. Да! – и копии документов о праве собственности на квартиру – там для бухгалтерии надо.

– Журба:

– А как же анализы?

– Дед Марафет:

– Какие анализы?.. Ах да, анализы… а, пустяки. Уже здесь и сделаем. У нас…в офисе.

– Журба:

– В Копенгагене?

– Дед Марафет (слегка раздражаясь):

– В Копенгагене, в Копенгагене.

– Журба:

– Никогда не был в Скандинавии. Мне кажется там всегда дождь… даже сейчас. Правда?

– Дед Марафет:

– А?!

-Журба:

– Я говорю, в Копенгагене сейчас дождь?!

– Дед Марафет:

– Что?! – А, да – наверное.

– Журба:

– С ума сойти – Копенгаген. Всегда мечтал путешествовать. Новые страны, новые люди… новые острые ощущения…

– Дед Марафет:

– Вы даже не представляете, насколько.

– Журба:

– Слушайте, кажется, вы меня убедили. Была, не была! А то действительно – так и просижу дома, пока другие деньги зарабатывают. Пойду делать копии. До скорой встречи. Всего вам наилучшего.

– Дед Марафет:

– И вам. Звоните, не забывайте.

– Журба:

– Буду.

Разъединение.

Журба тут же набирает снова:

– А вот и я.

– Дед Марафет:

– Кто?

– Журба:

– Ну, по поводу работы – претендент же… который с квартирой.

– Дед Марафет:

– А, да, да – слушаю вас.

– Журба:

– А как мы друг друга узнаем с вашими людьми?

– Дед Марафет (подозрительно):

– С какими такими людьми?

– Журба:

– Ну, с этим – Витенькой…Кантри,  или как его там.

– Дед Марафет:

– А! – Так они сами вас наберут – по этому телефону, с которого вы звоните.

– Журба:

– Как же все-таки у вас всё продумано – каждая мелочь.

– Дед Марафет:

– Ну, так! – Фирма.

– Журба:

– Слушайте, я все-таки обязательно вас отблагодарю – из первой же зарплаты.

– Дед Марафет:

– Ай, не морочьте голову. Звоните.

– Журба:

– Буду.

Разъединение.

Не надо было быть Эркюлем Пуаро, чтобы сложив два и два, сделать правильный вывод. И Журба, конечно же, его сделал – моему новому хозяину вполне хватило наличия странноватого медицинского оборудования внутри красного минивэна и содержания только что состоявшейся беседы.

А сделав, почувствовал некоторую неуверенность –  не слишком ли далеко его завела гордыня? Не пора ли и честь знать – в смысле остановиться, как, например, сделал бы в его положении Павлик? Обязательно сделал бы – к гадалке не ходи. Оказаться в одиночку не только против высокопоставленного коррумпированного коллеги, но и иже с ним – целой банды безжалостных, и хорошо, если не полусумасшедших убийц – торговцев человеческими органами – на это, в принципе, никто не подписывался.

Журба даже встал, вернее, сел, и собрался было выбросить меня к Морзевой матери. И даже вытащил вашего покорного слугу из кармана не вполне аккуратно сложенных джинсов. И никто бы его не осудил – даже я.

Но…. В такие моменты в детективных романах, часто возникает это самое «но» – особенно, если в них действует герой-одиночка и он оказывается на распутье. Штамп конечно. Впрочем, куда от них денешься – от штампов. Тем более, в детективных романах.

Итак, Но… – Журба, посмотрел на мой покрытый трещинами экран, вспомнил небогатое убранство тесноватого жилища покойного Гордея Дули, и, попутно, самодовольные рыла всех этих генералов, таможенников и страховщиков… и решил продолжать.

И знаете, что – в этот момент он мне подмигнул. Я даже затемнил на миг экран и снова включился – не померещилось ли? – Нет, он подмигнул еще раз (завидуй Lamia). И его лицо снова стало похожим на лицо Матвея Журбы – как тогда, в машине, перед тем как въехать в Пущу-Водицу.

После этого мой новый хозяин сказал «Н-да-а…» – должное, судя по тону, означать что-то, вроде: «Вот уж от кого, от кого, а от себя не ожидал таких пораженческих настроений…»

Потом необидно щелкнул меня по камере, засунул в одну из уютных складок в скомканной футболке и весь отдался неге.

И до самых сумерек пребывал под эгидой предвечернего, уже ничуть не опасного заходящего солнца. И любовался на окрашенные им в лазоревое, плотно сбитые кучевые облака. И насквозь пропитывался янтарем его как будто сотканных из лениво кружащих пылинок лучей, а заодно стелящимся над пляжем шашлычным духом. И все это под торжественную The House of the rising sun в исполнении голосистого Брайана Джонсона – тогда еще совсем юного, и не испытывающего необъяснимого, в некотором роде болезненного пристрастия к этим своим идиотским кепкам. Но все равно умницы.

Он не стал дожидаться темноты и ушел пораньше – завтра обещал быть трудный день. И поэтому не увидел, что солнце прежде, чем окончательно окунуться в начинающий подцветать Днепр, ненадолго зависло между быками опор мо́ста метро, и, из ярко-оранжевого вдруг сделалось багряным. А облака в свою очередь, из розоватых – кровавыми. Мистика какая-то. Впрочем, это могли быть отблески зарева гигантского пламени, которое аккурат в эти минуты пожирало ТЛС Пандору, а заодно и несколько других близлежащих пакгаузов помельче.