КУКУШОНОК ПУШКИН

В Киеве это как–то постоянно странно устраивается, как если бы так и следовало: Замковая гора без замка, Владимирская горка без большого куска горки, Сенной рынок без рынка. Или памятная табличка про «здесь жил Пушкин» на доме, построенном намного позже, чем случилась дуэль на Черной речке; потому что в Киеве – во всяком случае в 1960–1980 годах – таблички висели не там, где что–то происходило; а там, где что–то происходило, никаких табличек не было.

Пушкину в отечественной культуре вообще не повезло – объявленный советской властью «нашим всем», он принудительно прикреплялся и к тем местам, к которым не имел отношения. О его пребывании в Киеве известно мало; то, что известно – смутно. Правда, в одном из писем он упоминал поговорку «Язык до Киева доведет», этого оказалось достаточно, чтобы начать широкое движение киевопушкиноведения. Чаще всего «солнце русской поэзии» закатывалось в дом Раевского, жившего в Киеве после Отечественной войны; но и туда редко и ненадолго*. Другое дело, что умозрительная связь была неслабой.

О том, что дом на улице Владимирской, 3 принадлежал герою 1812 года князю Трубецкому, было известно многим. Декабристы считались первыми революционерами и в этом качестве могли рассчитывать на поблажки, которых не знала остальная часть российского дворянства, чья история канула в Лету уже к концу сороковых. С нездешней силой воспевался в учебниках, а также в литературе и самом массовом из искусств подвиг жен декабристов. А князь Трубецкой упоминался в этих апокрифах через два слова на третье; и та незначительная деталь, что он не вышел вместе со всеми на Сенатскую площадь, никого, кроме редких зануд, не волновала. Опять же, и супруга его, в девичестве Лаваль, как и ее подруга по несчастью княгиня Волконская урожденная Раевская, имела с Пушкиным глубокую поэтическую связь через свой альбом, о чем рекомендовалось писать в школьных сочинениях, ориентированных на твердую пятерку.

С датами у советских школьников всегда было туго, и, покинув стены альма–матер, они быстро забывали, что Трубецкие поселились на Владимирской примерно на 22 года позже, чем умер Пушкин, и по этой досадной причине побывать у них в гостях в этом самом особняке он не имел никакой возможности. Да и княгини Трубецкая, в девичестве Лаваль, и Волконская, в девичестве Раевская, у большинства сливались в один светлый образ героической женщины – княгини Трубецкой, в девичестве Волконской, супруги то ли Пестеля, то ли Муравьева–Апостола, в общем – Жены Декабриста, Которая в Юности Дружила с Пушкиным, и он был в Нее Влюблен, – как бывал влюблен во всех женщин, упоминаемых в его биографиях.

А поскольку все зато помнили, что дом на углу Садовой и Грушевского (тогда – Кирова) украшен памятной табличкой по некоему капризу городских властей, то и поселяли Пушкина у старых друзей, в двухэтажном особняке: первый – каменный, второй – деревянный. Во дворе потом найдут языческое капище. Красота! Уж не там ли пришло озарение написать «Песнь о вещем Олеге»?

Во многих городах расскажут вам похожие истории: Александра Сергеевича, как кукушонка, вечно подбрасывают в чужие гнезда. Карма, что ли, такая досталась от деда – кукушонка Ганнибала?

Так что музей Пушкина в Киеве находится само собой в доме Булгакова, где бы ему еще быть? Кудрявский спуск, 9, чудом спасенный дом. Напротив – дом номер десять, спасенный не чудом, а идеологией. Изрядно помотавшийся по бескрайним российским просторам при жизни, Александр Сергеевич и после смерти не обрел покоя. Теперь он и лампочки вкручивает, и свет в туалете за всеми выключает, и дороги мостит, и уроки делает, и вот – снимает квартиру у Булгаковых.

* Раевский жил в Губернаторском дворце – примерно там, где был Дом офицеров и поворот на Кловскую. Участок занимал и значительную часть нынешней Институтской